(ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ) - Игорь Афанасьев

Имперский синдром погубил не одну великую нацию. В ощущении пресыщенности и безнаказанности скончалась Римская империя, в страшной агонии войны закончили свои дни империи Французская, Австро- венгерская и Российская; бесчисленными трупами устелила свой путь к могиле, но наиболее бесславно развалилась империя Советская. Словно по эстафете имперский дух перекочевал в Америку ещё в ХХ веке, а в веке ХХ1 чувство полной непогрешимости и избранности накрыло государственные и деловые структуры страны волной самоуверенной глупости.

Балдея от своих невероятных экономических успехов и осознавая себя единственной супердержавой мира, Америка повторила ошибку и рабовладельческого Рима и коммунистической России: она прозевала собственное саморазрушение. В начале этого процесса вялую и самодостаточную англосаксонскую часть американцев подвинули на всех позициях горячие испаноязычные потоки, а потом накрыл океан восточной экспансии.

Этот шквал прозевали все: англосаксы — по причине дряхлости крови, испанцы — из-за неисправимой самоуверенности, евреи — по привычке обнаруживать все свои неприятности в последний момент. С афроамериканцами злую шутку сыграл их комплекс рабства, их непреодолимая жажда реванша. Они настолько упорно сражались с белыми потомками рабовладельцев, отвоёвывая у них права и позиции, что не заметили, как оказались в новом меньшинстве, при новых этнических лидерах.

Китайский тигр и индийский слон пировали на американских просторах.

Традиционно хорошо организованные и усидчивые китайцы прибрали к рукам органы федерального управления, производство, военную промышленность. Индусы вытеснили всех противников из сферы программирования, торговли и биржевых операций.

У испанцев остались во владении поп-музыка и футбол.

У афроамериканцев — рэп и баскетбол.

У всех остальных — хоккей с шайбой.

И начался Исход.

Западная Европа всячески отпихивались от эмиграции из Америки. Раздираемая на части губернскими распрями Россия была мало привлекательным местом для жизни, — и тогда свои двери для эмигрантов распахнула Украина.

Ко всем социальным и экономическим проблемам, которые пережила в конце двадцатого века Восточная Европа, две страны, Белоруссия и Украина, получили особенно тяжёлое наследство Чернобыльской катастрофы. Реальная гибель значительной части сильных и здоровых мужчин, тяжелые проблемы со здоровьем у многих женщин и детей, высокая смертность и низкая рождаемость привели к катастрофическому сокращению населения.

Каждая из стран выбрала оригинальный путь спасения нации и государства. Белоруссия быстренько влилась в союз с Россией и взвалила на плечи старшего брата все свои проблемы, Украина попыталась привлечь к себе внимание недовольных жизнью американцев.

Живительный поток американской эмиграции дал приток новой энергии, рабочих рук и мозгов. С ними же в украинскую экономику влились и немалые финансовые ручейки — из Америки бежали состоятельные люди.

Официально эмиграция считалась «воссоединением с исторической родиной» и финансировалась мощными еврейскими финансовыми кругами, но в эту щель ринулись все, кого не устраивала перспектива смены западной культурной ориентации на восточную.

Протиснулся в это игольное ушко и Филимон.

Дни его новой жизни были наполнены работой и бытовой суетой, вечера — его тайной работой. Иногда, конечно, природа брала своё, тогда, вместе с друзьями, он давал отдых мозгу и моральным устоям.

Главным специалистом по «злачным местам» Киева считался Бэн, и он старался не ударить лицом в грязь. Лучшие бары, стриптиз-шоу и ночные клубы, массажные кабинеты и фирмы эскорт-сервиса получали значительную часть доходов поклонника «клубнички».

Филимона, как и любого другого ньюйоркца, трудно было удивить новинками сексуальной индустрии, но Бэну удалось преподнести друзьям ряд сюрпризов.

В один из воскресных дней он пригласил их в Самусевские бани.

Бани находились в престижном загородном районе Конча — Заспа, в получасе езды от центра Киева. Массивные, дорогие особняки — подчёркивали уровень жизни владельцев, теннисные корты, поля для гольфа и бейсбола, бассейны и дорогие рестораны — обеспечивали уровень комфорта.

Охрана внимательно просмотрела гостевые билеты, невесть откуда раздобытые Бэном, и машина въехала в «предбанник рая».

Почти у реки, в густой заросли кустов и деревьев притаился самый настоящий сибирский сруб, только огромных размеров. Уже на подъезде к нужной точке Бэн сообщил товарищам, что баня эта — необычная, и что в ней сосредоточены последние новинки технического прогресса, в чём им самим предстояло убедиться.

Интерьер здания представлял удачную смесь натуральных материалов в современном дизайне. Менеджер в чёрном смокинге приветливо улыбнулся и предложил провести несколько минут в баре, в ожидании назначенного времени: каждому из друзей была проставлена на кисть руки персональная магнитная комбинация, и за все услуги можно было рассчитываться буквально — «мановением руки». Правда, при этом счёт выставлялся на кредитную карточку — и здесь вышла заминка: у Фила ещё не было кредитной истории в Украине, а его «American Ехргев8»здесь не принимался. Менеджер элегантно решил ситуацию и предложил оформить счёт Фила на солидную «платиновую» карту Мирона, что вызвало дружный смех Бэна и Филимона, но никак не самого Мирона.

Человек он был симпатичный, компанейский, прекрасно играл в шахматы и зарабатывал приличные деньги, но как у всякого нормального человека, у Мирона был недостаток.

Так же как и Марко Пивень, он был жмотом. Биологическим.

Нет, все счета он оплачивал копейка в копейку, приглашая женщину в ресторан, иногда, не позволял ей достать кошелёк, разве что она уж очень настаивала на своей материальной независимости. Время от времени он покупал себе дорогие вещи и регулярно тратил деньги на поездки с сыном в горы. Но при всём при этом, любой процесс выплаты денег приносил ему такие страдания, что не заметить этого было невозможно. Великолепно было то, что «жмотом» назвал себя сам Мирон и относился с юмором к подначкам друзей, но с деньгами, даже если их должны были вернуть, расставался трудно. Филимон советовал Мирону поискать в родословной того, кто наградил его этой чертой, но тот сказал что это — «пустая трата денег».

В данной ситуации он, помявшись, согласился взять Фила на временное содержание. Бэн на «голубом глазу» попытался устроиться на карточку товарища таким же образом, но душа Мирона уже достигла предельной широты, и он послал хитрого Бэна на фиг.

И правильно сделал, как выяснилось через несколько секунд.

Не успели они войти в полутёмное помещение бара и сесть за столик — стало совершенно очевидно, что денег здесь можно оставить чрезвычайно много.

Прозрачные стены и потолок бара мерцали нежно-голубыми бликами. Над головой бирюзовым опахалом отсвечивало дно огромного бассейна и пенилась вода под взмахами пловцов и пловчих, за одной из стен три японские гейши посыпали яблоневыми лепестками разомлевшего в огромном деревянном чане мужика, в другом огромном окне темнокожие гавайки выволакивали по белому океаническому песку двух балдеющих приятелей, а уже в третьей витрине была представлена и сама русская баня — белокурые голубоглазые красавицы нещадно стегали вениками лысого толстяка.

У четвёртой стены выстроились массажисты и массажистки всех мастей и размеров, в ожидании новых клиентов.

И вся эта публика была абсолютно голой.

Ну, ни фигового листочка.

— Да, — почесал в затылке Мирон, глядя на потолок, — ну, хорошо, если вода не очень холодная, а то и показать будет нечего.

— Я не готов, мужики, — честно сознался Филимон, — у нас в Нью-Йорке позволяли себе кое-что, но на уровне «Playboy» я уже не выступаю.

— Провинция! — вскричал торжествующий Бэн. — Я же предупреждал

— это последнее слово науки и техники!

Он щелкнул кнопкой на пульте управления и одна из массажисток покачивая тугими бёдрами двинулась к их столику.

Мирон нащупал на столе другой пульт и тоже нажал на кнопку.

— Ты с ума сошел, — завопил Бэн, увидев как два стройных юноши двинулись в сторону Мирона, — ты же нажал на голубую кнопку! Жми на отбой, а то сейчас в...т!

— Идиот, — Мирон лихорадочно искал кнопку отмены команды, — предупреждать надо!

Филимон катался от смеха, а стройные атлеты были уже рядом. Мирон умудрился всё-таки найти желанную функцию управления и нажал на кнопку перед самым носом у склонившегося в вежливом поклоне юноши.

Оба они мгновенно исчезли.

В буквальном смысле слова: словно выключился телеэкран телевизора.

«Маха обнаженная» уже была у столика, но поздоровалась исключительно с Бэном: